Рекомендуем


Реклама

О сайте

Рады видеть Вас на сайте, посвященном одаренной поэтессе Раисе Ефремовне Дерикот, что посвятила свою жизнь лирике и жившей в славном городе Россошь Воронежской области.

Раисы Дерикот, поэта из Россоши, уже нет с нами. Она где-то далеко в небесных пределах, отмучилась, отрадовалась, отжила и, наверно, беседует теперь с Богом.

Но для земляков она будто по-прежнему рядом, словно не ушла прощально, а только отлучилась по спешному делу. Стихи ее звучат на школьных и клубных подмостках, на всяких торжествах, на поэтических вечерах и в застольях. Готовится к изданию ее итоговая книга, которую, надеюсь, мы скоро увидим. Как человек и поэт она так незаменимо и прочно вошла в общественную и культурную жизнь родного района, так много хорошей памяти оставила о себе, что без нее как-то трудно представить привычную поступь дней. Сама она верила, что строки ее вольются в «полифонию звуков огромной Вселенной», станут продолжением боли и славы России, русской земли. И не ошиблась: на ее стихи семнадцать композиторов написали 53 песни, что подтвердило давние слова В. Гордейчева, который увидел в них «яркую народную живость». А старшая дочь просто и сердечно назвала ее «обыкновенной необыкновенной мамой». Такие самородки, как Р. Дерикот, на дорогах не пылятся, мимо них не проходят, хотя у нас бывает всякое…

На рубеже столетий наша поэзия (в особенности столичная) словно нырнула под саму себя, занялась перетряхиванием прежнего опыта, сугубо внутренними разборками, решением технологических задач. Кровоточащая действительность, кричащие социальные разломы и противоречия будто ее не касались, вторгаться в происходящее, «биться, беситься и лезть на рожон» (Твардовский) стало казаться дурным тоном и ретроградством. По какому-то уставу поэту возбранялось быть гражданином, споры о политической, социально направленной лирике начисто прекратились, будто ей уже не осталось дела на земле. Примечательно, что начиная с 1990 года перестал выходить популярнейший всероссийский альманах «День поэзии»: ни у самих стихотворцев, ни у критиков и фанатов поэзии, ни у славных издателей не хватило смелости и воли, чтобы собрать и предъявить его миру, как в былые времена. Однако традиции некрасовской «музы мести и печали» не ушли в песок формотворчества и саморекламы, их подхватила поэзия провинции, российской глубинки, на карте которой зримее проступают незаживающие раны дефолтов и реформ – причина будущих возвратных потрясений.

Мощь и облик морского прибоя зависит не только от высоты набегающей волны, но и от берегов, которые ее встречают. Подобное можно сказать и о поэтических волнах, сменяющих одна другую. У каждой из них своя сверхзадача, своя «пламенная страсть» и свой почерк, во многом определяемые эпохой. А у нашей эпохи неприветливые, изломистые берега: то громадные крутые утесы, то внезапные бездонные провалы. И вот, не утихая, рокочет и стонет возле них неуемный пенистый прибой, то и дело откатываясь к глубинам за подкреплением. О чем эти рокоты и стоны? В них многоголосье израненной, уязвленной, обманутой, но гордой России, жаждущей умиротворения и справедливой достойной жизни.

У Раисы Дерикот немало стихов, прямо обращенных либо к газетной злобе дня, либо к частным фактам повседневности, либо к известным в районе лицам. Надо откровенно сказать, что это далеко не лучшие стихи. Они, что называется, с пылу с жару, но нередко риторичны и прямолинейны, за строчками ничего нет, кроме их предметного, логического смысла. На каждом временном отрезке, еще не освоясь в калейдоскопе набегающих событий, она спешит отозваться на происходящее подручными стиховыми средствами, в которых ни музыки, ни глубоких переживаний, ни смелых мыслей, ни образных находок: какие-то ничейные, бродячие, случайные слова, друг с другом не породненные. Это стихи к моменту, зарифмованные раздражения или отрывочные суждения, услышанные где-нибудь в очередях или на автобусных остановках. В иных случаях это стихи, навеянные кратким знакомством с той или иной местностью, где она побывала (туристические маршруты, дома отдыха, санатории и т.п.). В них попадает все: локальные пейзажные зарисовки, мимолетные встречи, любовные приключения, обрывистые расставания, все скоропреходящее, на бегу схваченное. Еще проблематичнее у нее так называемые «датские» (к знаменательным датам) стихи: заказные славословия к юбилеям, свадьбам, именинам, новосельям и прочим событиям (в провинции они стали одним из ведущих жанров с появлением спонсоров). По своему уровню и значению подобные стихи не выходят за пределы узкого корпоративного круга. Однако, в силу своего характера и своей социальной роли, они востребованы заказчиком, ибо удовлетворяют его рифмованным прославляющим словом, откликаются на возвышенные ожидания влиятельной персоны или целого коллектива. Правда, в подобных стихах-посвящениях больше внешнего этикета и человеческой отзывчивости, чем душевного порыва и поэзии. В строчках, посвященных конкретным лицам, профессиям, празднествам, трудовым процессам, Р. Дерикот нагнетает такие частности, такие подробности, которые не поддаются поэтической переплавке, оставаясь случайным житейским «сором». Там, где она отключает свою душу от объекта чествования, хотя и достойного (например, в «Разговоре с пастухом Анатолием»), выходят такие стихи, место которым в стенгазете на каком-нибудь полевом стане, а не на печатных страницах. Наверно, о подобных стихах не стоило бы и говорить, если бы они не таили в себе опасного соблазна для многих провинциальных сочинителей и не казались бы местным читателям подлинной, единственно правомочной поэзией, которая должна их обслуживать. Понятное дело, погруженная в тесный круг районных деловых отношений и знакомств, Р. Дерикот пыталась придать обыденному какую-то высоту, эпизодическому – общезначимость, расхожему слову – поэтическую выразительность. Эти попытки вполне могли бы увенчаться успехом, если бы в ее стихах находил себя всякий, далекий или близкий: это обо мне, хотя и не про меня. Однако стихи на случай, локально адресованные, для других не звучат, крылья у них обрезаны, словно у домашней птицы, чтобы не перелетела через забор. Именно в подобных стихах Р.Дерикот менее всего искусна, словесная ткань ее бедна красками; она часто путается в размерах, нарушает заявленный ритм, ошибается в ударениях, пользуется простейшими глагольными рифмами, нередко впадает в затяжное вялое повествование и т.п.

И совсем иное там, где она свободна от житейских корпоративных обязательств, где она обращается не к лицам или частным фактам, а к граду и миру. Там слышится биение ее сострадающего сердца, там заявляет о себе ее жизнестойкий, неукротимый характер. Самое примечательное в таких стихах – это она сама со своей немыслимой судьбой, с которой в нашей женской поэзии вряд ли сравнится любая другая – ни ахматовская, ни цветаевская (речь тут не идет о соизмеримости талантов). «Я пришла из бездонья военного детства», – признается она. Из детства, которого по существу не было: чуть встала на ноги – и сразу во взрослые заботы и тяготы, «в люди». Ни родительской любви и ласки (семья рано распалась), ни постоянного теплого угла, ни хлеба вволю, ни утешающих игрушек: «Мы гильзами в куклы играли» (как тут не вспомнить жигулинское «патронные гильзы – игрушки мои»). Украденное детство постучится в двери, когда появятся собственные дети. Выбирая им игрушки, она сама хочет в них поиграть, да куда там: пятеро по лавкам, бесконечные вдовьи хлопоты, недосыпания, недомогания, полные слез глаза у дымящей печки, постирушки, полуночные штопанья, когда падает на грудь сонная голова, короткая тревожная ночь, и снова на вахту – кормить, одевать, провожать в школу, самой на работу бежать. После Некрасова и Твардовского не было в нашей поэзии женщины-матери такой тяжкой судьбы. А у Дерикот она еще и педагог, и общественный деятель, и поэт, и живая душа, которой ничто человеческое не чуждо. Но выпадали лишь краткие мгновенья отрады и любви, а за ними череда тревог, расставания и прощания, которых, кажется, было больше, чем встреч. Для нее зал ожидания всегда оказывался «местом разлук». Она постоянно ощущает себя Снегурочкой у костра: чуть приблизишься – и превратишься в каплю слезы. Чужое счастье возможно, а свое чуть задело ослепительным крылом и разбилось вдребезги, разлетевшись на мелкие осколки. Вообще-то странно, что у женщины, впряженной в тяжелый воз выживания, так много стихов о любви, так неистребима жажда новых встреч и амурных треволнений. Кажется, ничто не остудит ее горящее сердце, не повергнет в уныние и безнадежность: ни разлуки, ни обманы, ни измены.

На нашем сайте предлагаем вам глубже познакомиться с биографией и творечеством этой великой россошанской поэтессы.



Реклама:

Родина - Россошь

Край мой воронежский, зори степные,
Яблони в белом цвету, как в снегу.
Край чернозёмный, частица России,
Я пред тобой в неоплатном долгу.

Край богатырский, хлеба золотые,
С гордостью имя твоё я ношу.
Край мой воронежский, сердце России,
Я для тебя и живу, и дышу.

Край мой раздольный, как песни Кольцова,
Плёсы донские, луга и поля,
Дом материнский и поле отцово,
Край мой Воронежский – гордость моя.

Р.Дерикот          



Скачать последнюю книгу

Посмертное издание всех произведений Раисы Дерикот.



Россошь на фото

Все фотографии →